Վահագն Դավթյան

***

Ներիր, սիրելիս, ներիր ինձ լուռ,
Որ քո սեթևեթ նազանքի տակ
Ես չէի տեսել քո սիրտը տաք
Եվ արտասուքիդ լույսը մաքուր:

Չէի նշմարել, որ այդ անհոգ
Եվ այդքան թեթև քո ծիծաղից
Թաքուն հորդում է մի լուռ թախիծ
Եվ տառապանք մի նուրբ ու անօգ:

Ու չգիտեի, որ քեզ զուգող
Այդ քողը նետած, կարող ես գալ,
Իմ կրծքին ընկնել ու հեկեկալ
Այսպիսի խոշոր արտասուքով...

Иосиф Бродский - Второе Рождество на берегу

* * *
                   E.R.

Второе Рождество на берегу
незамерзающего Понта.
Звезда Царей над изгородью порта.
И не могу сказать, что не могу
жить без тебя - поскольку я живу.
Как видно из бумаги. Существую;
глотаю пиво, пачкаю листву и
топчу траву.

Теперь в кофейне, из которой мы,
как и пристало временно счастливым,
беззвучным были выброшены взрывом
в грядущее, под натиском зимы
бежав на Юг, я пальцами черчу
твое лицо на мраморе для бедных;
поодаль нимфы прыгают, на бедрах
задрав парчу.

Что, боги,— если бурое пятно
в окне символизирует вас, боги,—
стремились вы нам высказать в итоге?
Грядущее настало, и оно
переносимо; падает предмет,
скрипач выходит, музыка не длится,
и море все морщинистей, и лица.
А ветра нет.

Когда-нибудь оно, а не — увы —
мы, захлестнет решетку променада
и двинется под возгласы «не надо»,
вздымая гребни выше головы,
туда, где ты пила свое вино,
спала в саду, просушивала блузку,—
круша столы, грядущему моллюску
готовя дно.

Борис Пастернак - Во всем

Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Все время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог
Хотя отчасти,
Я написал бы восемь строк
О свойствах страсти.

О беззаконьях, о грехах,
Бегах, погонях,
Нечаянностях впопыхах,
Локтях, ладонях.

Я вывел бы ее закон,
Ее начало,
И повторял ее имен
Инициалы.

Я б разбивал стихи, как сад.
Всей дрожью жилок
Цвели бы липы в них подряд,
Гуськом, в затылок.

В стихи б я внес дыханье роз,
Дыханье мяты,
Луга, осоку, сенокос,
Грозы раскаты.

Так некогда шопен вложил
Живое чудо
Фольварков, парков, рощ, могил
В свои этюды.

Достигнутого торжества
Игра и мука
Натянутая тетива
Тугого лука.

Николай Заболоцкий

Как мир меняется! И как я сам меняюсь!
Лишь именем одним я называюсь,
На самом деле то, что именуют мной,-
Не я один. Нас много. Я - живой
Чтоб кровь моя остынуть не успела,
Я умирал не раз. О, сколько мертвых тел
Я отделил от собственного тела!
И если б только разум мой прозрел
И в землю устремил пронзительное око,
Он увидал бы там, среди могил, глубоко
Лежащего меня. Он показал бы мне
Меня, колеблемого на морской волне,
Меня, летящего по ветру в край незримый,
Мой бедный прах, когда-то так любимый.

А я все жив! Все чище и полней
Объемлет дух скопленье чудных тварей.
Жива природа. Жив среди камней
И злак живой и мертвый мой гербарий.
Звено в звено и форма в форму. Мир
Во всей его живой архитектуре -
Орган поющий, море труб, клавир,
Не умирающий ни в радости, ни в буре.

Как все меняется! Что было раньше птицей,
Теперь лежит написанной страницей;
Мысль некогда была простым цветком,
Поэма шествовала медленным быком;
А то, что было мною, то, быть может,
Опять растет и мир растений множит.

Вот так, с трудом пытаясь развивать
Как бы клубок какой-то сложной пряжи,
Вдруг и увидишь то, что должно называть
Бессмертием. О, суеверья наши!

Микаэл Таривердиев - Тишины хочу

Тишины хочу, тишины...
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины...
чтобы тень от сосны,
щекоча нас, перемещалась,
холодящая словно шалость,
вдоль спины, до мизинца ступни,
тишины...

звуки будто отключены.
Чем назвать твои брови с отливом?
Понимание -
молчаливо.
Тишины.

Звук запаздывает за светом.
Слишком часто мы рты разеваем.
Настоящее - неназываемо.
Надо жить ощущением, цветом.

Кожа тоже ведь человек,
с впечатленьями, голосами.
Для нее музыкально касанье,
как для слуха - поет соловей.

Как живется вам там, болтуны,
чай, опять кулуарный авралец?
горлопаны не наорались?
тишины...
Мы в другое погружены.
В ход природ неисповедимый,
И по едкому запаху дыма
Мы поймем, что идут чабаны.

Значит, вечер. Вскипают приварок.
Они курят, как тени тихи.
И из псов, как из зажигалок,
Светят тихие языки.

А.Васильев - Письмо

Мне жаль что тебя не застал летний ливень
В июльскую ночь на Балтийском заливе
Не видела ты волшебства этих линий.

Волна, до которой приятно коснуться руками
Песок, на котором рассыпаны камни
Пейзаж, не меняющийся здесь веками.

Мне жаль что мы снова не сядем на поезд
Который пройдёт часовой этот пояс
По стрелке которую тянет на полюс.

Что не отразит в том купе вечеринку
Окно где всё время меняют картинку
И мы не проснёмся наутро в обнимку.

Поздно ночью через все запятые дошёл наконец до точки
Адрес, почта не волнуйся я не посвящу тебе больше не строчки
Тихо звуки по ночам до меня долетают редко
Пляшут буквы я пишу и не жду никогда ответа.

Мысли-рифмы свет остался остался звук остальное стёрлось
Гаснут цифры, я звонил чтобы просто услышать голос
Всадник замер, замер всадник реке стало тесно в русле
Кромки-грани, я люблю не нуждаясь в ответном чувстве.(ложь)

W.Shakespeare - Sonnet 147

My love is as a fever, longing still
For that which longer nurseth the disease,
Feeding on that which doth preserve the ill,
Th'uncertain sickly appetite to please.
My reason, the physician to my love,
Angry that his prescriptions are not kept,
Hath left me, and I desperate now approve
Desire is death, which physic did except.
Past cure I am, now reason is past care,
And frantic mad with evermore unrest,
My thoughts and my discourse as madmen's are,
At random from the truth vainly expressed:
For I have sworn thee fair, and thought thee bright,
Who art as black as hell, as dark as night.

Сергей Есенин - Не жалею, не зову, не плачу

* * *

Не жалею, не зову, не плачу,

Все пройдет, как с белых яблонь дым.

Увяданья золотом охваченный,

Я не буду больше молодым.

Ты теперь не так уж будешь биться,

Сердце, тронутое холодком,

И страна березового ситца

Не заманит шляться босиком.

Дух бродяжий! ты все реже, реже

Расшевеливаешь пламень уст

О, моя утраченная свежесть,

Буйство глаз и половодье чувств!

Я теперь скупее стал в желаньях,

Жизнь моя, иль ты приснилась мне?

Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне.

Все мы, все мы в этом мире тленны,

Тихо льется с кленов листьев медь...

Будь же ты вовек благословенно,

Что пришло процвесть и умереть.

Պ.Ի.Չայկովսկիյ - Տարվա եղանակներ(Սեպտեմբեր, Հոկտեմբեր)

<Հոկտեմբերի> իմ լսած լավագույն կատարումը:
http://www.youtube.com/watch?v=_ICZFii4zTQ&feature=related

Дж.Г.Байрон - Так ты оплачешь боль мою?

Так ты оплачешь боль мою?
Скажи об этом мне опять.
Но если ты грустна, молю -
Не надо за меня страдать.


Разрушены мои мечты
Печально холодеет грудь.
Когда умру я, только ты
Придёшь, чтоб надо мной вздохнуть.


Но, мнится мне, сияет свет
Сквозь сумрак тучи грозовой;
Печали на мгновенье нет:
Я знаю - сердцем ты со мной.


Ты будешь плакать обо мне -
Я плакать не умею сам,
И слёзы дороги вдвойне
Моим всегда сухим глазам.


Пылал когда-то в сердце жар,
Такой же, как в груди твоей;
Но нет для мученика чар,
И обольщений, и страстей.


Так ты оплачешь боль мою?
Скажи об этом мне опять.
А если ты грустна, молю -
Не надо за меня страдать.

Ա.Չայկովսկիյ - Տարվա եղանակները(հունիս)

http://www.youtube.com/watch?v=0Ucdew8O-mA&feature=related

Зинаида Гиппиус - Любовь Oдна

Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет: любовь - одна.

Мы негодуем иль играем,
Иль лжем - но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
Душа одна - любовь одна.

Однообразно и пустынно,
Однообразием сильна,
Проходит жизнь... И в жизни длинной
Любовь одна, всегда одна.

Лишь в неизменном - бесконечность,
Лишь в постоянном - глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
И всё ясней: любовь одна.

Любви мы платим нашей кровью,
Но верная душа - верна,
И любим мы одной любовью...
Любовь одна, как смерть одна.

Иосиф Бродский - Ни тоски, ни любви, ни печали

Ни тоски, ни любви, ни печали,
ни тревоги, ни боли в груди,
будто целая жизнь за плечами
и всего полчаса впереди.
Оглянись — и увидишь наверно:
в переулке такси тарахтят,
за церковной оградой деревья
над ребенком больным шелестят,
из какой-то неведомой дали
засвистит молодой постовой,
и бессмысленный грохот рояля
поплывет над твоей головой.
Не поймешь, но почувствуешь сразу:
хорошо бы пяти куполам
и пустому теперь диабазу
завещать свою жизнь пополам.

T. S. Eliot - The Hollow Men

I

We are the hollow men
We are the stuffed men
Leaning together
Headpiece filled with straw. Alas!
Our dried voices, when
We whisper together
Are quiet and meaningless
As wind in dry grass
Or rats’ feet over broken glass
In our dry cellar

Shape without form, shade without colour,
Paralysed force, gesture without motion;

Those who have crossed
With direct eyes, to death’s other Kingdom
Remember us—if at all—not as lost
Violent souls, but only
As the hollow men
The stuffed men.

      II

Eyes I dare not meet in dreams
In death’s dream kingdom
These do not appear:
There, the eyes are
Sunlight on a broken column
There, is a tree swinging
And voices are
In the wind’s singing
More distant and more solemn
Than a fading star.

Let me be no nearer
In death’s dream kingdom
Let me also wear
Such deliberate disguises
Rat’s coat, crowskin, crossed staves
In a field
Behaving as the wind behaves
No nearer—

Not that final meeting
In the twilight kingdom

      III

This is the dead land
This is cactus land
Here the stone images
Are raised, here they receive
The supplication of a dead man’s hand
Under the twinkle of a fading star.

Is it like this
In death’s other kingdom
Waking alone
At the hour when we are
Trembling with tenderness
Lips that would kiss
Form prayers to broken stone.

      IV

The eyes are not here
There are no eyes here
In this valley of dying stars
In this hollow valley
This broken jaw of our lost kingdoms

In this last of meeting places
We grope together
And avoid speech
Gathered on this beach of the tumid river

Sightless, unless
The eyes reappear
As the perpetual star
Multifoliate rose
Of death’s twilight kingdom
The hope only
Of empty men.

      V

Here we go round the prickly pear
Prickly pear prickly pear
Here we go round the prickly pear
At five o’clock in the morning.

Between the idea
And the reality
Between the motion
And the act
Falls the Shadow

For Thine is the Kingdom

Between the conception
And the creation
Between the emotion
And the response
Falls the Shadow

Life is very long

Between the desire
And the spasm
Between the potency
And the existence
Between the essence
And the descent
Falls the Shadow

For Thine is the Kingdom

For Thine is
Life is
For Thine is the

This is the way the world ends
This is the way the world ends
This is the way the world ends
Not with a bang but a whimper.

Иосиф Бродский - Почти Элегия

В былые дни и я пережидал
холодный дождь под колоннадой Биржи.
И полагал, что это - божий дар.
И, может быть, не ошибался. Был же
и я когда-то счастлив. Жил в плену
у ангелов. Ходил на вурдалаков.
Сбегавшую по лестнице одну
красавицу в парадном, как Иаков,
подстерегал.
                         Куда-то навсегда 
ушло все это. Спряталось. Однако,
смотрю в окно и, написав "куда",
не ставлю вопросительного знака.
Теперь сентябрь. Передо мною - сад.
Далекий гром закладывает уши.
В густой листве налившиеся груши
как мужеские признаки висят.
И только ливень в дремлющий мой ум,
как в кухню дальних родственников - скаред,
мой слух об эту пору пропускает:
не музыку еще, уже не шум.

Иосиф Бродский - Я всегда твердил

* * * 

Л.В. Лифшицу

Я всегда твердил, что судьба - игра.

Что зачем нам рыба, раз есть икра.

Что готический стиль победит, как школа,

как способность торчать, избежав укола.

Я сижу у окна. За окном осина.

Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.

Что зачем вся дева, если есть колено.

Что, устав от поднятой веком пыли,

русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.

Я сижу у окна. Я помыл посуду.

Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.

Что любовь, как акт, лишина глагола.

Что не знал Эвклид, что сходя на конус,

вещь обретает не ноль, но Хронос.

Я сижу у окна. Вспоминаю юность.

Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.

И что семя, упавши в дурную почву,

не дает побега; что луг с поляной

есть пример рукоблудья, в Природе данный.

Я сижу у окна, обхватив колени,

в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишина мотива,

но зато её хором не спеть. Не диво,

что в награду мне за такие речи

своих ног никто не кладёт на плечи.

Я сижу в темноте; как скорый,

море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо 

признаю я товаром второго сорта

свои лучшие мысли, и дням грядущимя

дарю их, как опыт борьбы с удушьем.

Я сижу в темноте. И она не хуже

в комнате, чем темнота снаружи.

Иосиф Бродский - Уезжай, уезжай, уезжай...

Уезжай, уезжай, уезжай,
так немного себе остается,
в теплой чашке смертей помешай
эту горечь и голод, и солнце.

Что с ней станет, с любовью к тебе,
ничего, все дольешь, не устанешь,
ничего не оставишь судьбе,
слишком хочется пить в Казахстане.

Так далеко, как хватит умане понять,
так хотя бы запомнить,
уезжай за слова, за дома,
за великие спины знакомых.

В первый раз, в этот раз, в сотый раз
сожалея о будущем, реже
понимая, что каждый из нас
остается на свете все тем же

человеком, который привык,
поездами себя побеждая,
по земле разноситься, как крик,
навсегда в темноте пропадая.

Иосиф Бродский - Прощальная ода

1

Ночь встает на колени перед лесной стеною.
Ищет ключи слепые в связке своей несметной.
Птицы твои родные громко кричат надо мною.
Карр! Чивичи-ли, карр! -- словно напев посмертный.
Ветер пинает ствол, в темный сапог обутый.
Но, навстречу склонясь, бьется сосна кривая.
Снег, белей покрывал, которыми стан твой кутал,
рушится вниз, меня здесь одного скрывая.

2
Туча растет вверху. Роща, на зависть рыбе,
вдруг ныряет в нее. Ибо растет отвага.
Бог глядит из небес, словно изба на отшибе:
будто к нему пройти можно по дну оврага.
Вот я весь пред тобой, словно пенек из снега,
горло вытянув вверх -- вран, но белес, как аист, 
--белым паром дыша, руку подняв для смеха,
имя твое кричу, к хору птиц прибиваюсь.

3
Где ты! Вернись! Ответь! Где ты. Тебя не видно.
Все сливается в снег и в белизну святую.
Словно ангел -- крылом -- ты и безумье -- слито,
будто в пальцах своих легкий снежок пестую.
Нет! Все тает -- тебя здесь не бывало вовсе.
Просто всего лишь снег, мною не сбитый плотно.
Просто здесь образ твой входит к безумью в гости.
И отбегает вспять -- память всегда бесплотна.

4
Где ты! Вернись! Ответь! Боже, зачем скрываешь?
Боже, зачем молчишь? Грешен -- молить не смею.
Боже, снегом зачем след ее застилаешь.
Где она -- здесь, в лесу? Иль за спиной моею?
Не обернуться, нет! Звать ее бесполезно.
Ночь вокруг, и пурга гасит огни ночлега.
Путь, проделанный ею -- он за спиной, как бездна:
взгляд, нырнувший в нее, не доплывет до брега.

5
Где ж она, Бог, ответь! Что ей уста закрыло?
Чей поцелуй? И чьи руки ей слух застлали?
Где этот дом земной -- погреб, овраг, могила?
Иль это я молчу? Птицы мой крик украли?
Нет, неправда -- летит с зимних небес убранство.
Больше, чем смертный путь -- путь между ней и мною.
Милых птиц растолкав, так взвился над страною,
что меж сердцем моим и криком моим -- пространство.

6
Стало быть, в чащу, в лес. В сумрачный лес средины
жизни -- в зимнюю ночь, дантову шагу вторя.
Только я плоть ищу. А в остальном -- едины.
Плоть, пославшую мне, словно вожатых, горе.
Лес надо мной ревет, лес надо мной кружится,корни
в Аду пустив, ветви пустив на вырост.
Так что вниз по стволам можно и в Ад спуститься,
но никого там нет -- и никого не вывесть!

7
Ибо она -- жива! Но ни свистком, ни эхом
не отзовется мне в этом упорстве твердом,
что припадает сном к милым безгрешным векам,
и молчанье растет в сердце, на зависть мертвым.
Только двуглавый лес -- под неподвижным взглядом
осью избрав меня, ствол мне в объятья втиснув,
землю нашей любви перемежая с Адом,
кружится в пустоте, будто паук, повиснув.

8
Так что стоя в снегу, мерзлый ствол обнимая,
слыша то тут, то там разве что крик вороны,
будто вижу, как ты -- словно от сна немая
 --жаждешь сном отделить корни сии от кроны
.Сон! Не молчанье -- сон! Страшной подобный стали,
смерти моей под стать -- к черной подснежной славе
 --режет лес по оси, чтоб из мертвых восстали
грезы ее любви -- выше, сильней, чем в яви!

9
Боже зимних небес, Отче звезды над полем,
Отче лесных дорог, снежных холмов владыка,
Боже, услышь мольбу: дай мне взлететь над горем
выше моей любви, выше стенанья, крика.
Дай ее разбудить! Нет, уж не речью страстной!
Нет, не правдой святой, с правдою чувств совместной!
Дай ее разбудить песней такой же ясной,
как небеса твои, -- ясной, как свод небесный!

10
Отче зимних равнин, мне -- за подвиг мой грешный --
сумрачный голос мой сделавший глуше, Боже,
Отче, дай мне поднять очи от тьмы кромешной!
Боже, услышь меня, давший мне душу Боже!
Дай ее разбудить, светом прильнуть к завесам
всех семи покрывал, светом сквозь них пробиться!
Дай над безумьем взмыть, дай мне взлететь над лесом,
песню свою пропеть и в темноту спуститься.

11
В разных земных устах дай же звучать ей долго.
То как любовный плач, то как напев житейский.
Дай мне от духа, Бог, чтобы она не смолкла
прежде, чем в слух любви хлынет поток летейский.
Дай мне пройти твой мир подле прекрасной жизни,
пусть не моей -- чужой. Дай вослед посмотреть им.
Дай мне на землю пасть в милой моей отчизне,
лжи и любви воздав общим числом -- бессмертьем!

12
Этой силы прошу в небе твоем пресветлом.
Небу нету конца. Но и любви конца нет.
Пусть все то, что тогда было таким несметным:
ложь ее и любовь -- пусть все бессмертным станет!
Ибо ее душа -- только мой крик утихнет --
тело оставит вмиг -- песня звучит все глуше.
Пусть же за смертью плоть душу свою настигнет:
я обессмерчу плоть -- ты обессмертил душу!

13

Пусть же, жизнь обогнав, с нежностью песня тронет

смертный ее порог -- с лаской, но столь же мнимо,

и как ласточка лист, сорванный лист обгонит

и помчится во тьму, ветром ночным гонима.

Нет, листва, не проси даже у птиц предательств!

Песня, как ни звонка, глуше, чем крик от горя.

Пусть она, как река, этот "листок" подхватити

 понесет с собой, дальше от смерти, в море.

14

Что ж мы смертью зовем. То, чему нет возврата!

Это бессилье душ -- нужен ли лучший признак!

Целой жизни во тьму бегство, уход, утрата...

Нет, еще нет могил! Но уж бушует призрак!

Что уж дальше! Смерть! Лучшим смертям на зависть!

Всем сиротствам урок: горе одно, без отчеств.

Больше смерти: в руке вместо запястья -- запись.

Памятник нам двоим, жизни ушедшей -- почесть!

15

Отче, прости сей стон. Это все рана. Боль же

не заглушить ничем. Дух не властен над нею.

Боже, чем больше мир, тем и страданье больше,

дольше -- изгнанье, вдох -- глубже! о нет -- больнее!

Жизнь, словно крик ворон, бьющий крылом окрестность,

поиск скрывшихся мест в милых сердцах с успехом.

Жизнь -- возвращенье слов, для повторенья местность

и на горчайший зов -- все же ответ: хоть эхом.

16

Где же искать твои слезы, уста, объятья?

В дом безвестный внесла? В черной земле зарыла?

Как велик этот край? Или не больше платья?

Платьица твоего? Может быть, им прикрыла?

Где они все? Где я? -- Здесь я, в снегу, как стебель

горло кверху тяну. Слезы глаза мне застят.

Где они все? В земле? В море? В огне? Не в небе ль?

Корнем в сумрак стучу. Здесь я, в снегу, как заступ.

17

Боже зимних небес, Отче звезды горящей,

словно ее костер в черном ночном просторе!

В сердце бедном моем, словно рассвет на чащу,

горе кричит на страсть, ужас кричит на горе.

Не оставляй меня! Ибо земля -- все шире...

Правды своей не прячь! Кто я? -- пришел -- исчезну.

Не оставляй меня! Странник я в этом мире.

Дай мне в могилу пасть, а не сорваться в бездну.

18

Боже! Что она жжет в этом костре? Не знаю.

Прежде, чем я дойду, может звезда остынуть.

Будто твоя любовь, как и любовь земная,

может уйти во тьму, может меня покинуть.

Отче! Правды не прячь! Сим потрясен разрывом,

разум готов нырнуть в пение правды нервной:

Божья любовь с земной -- как океан с приливом:

бегство во тьму второй -- знак отступленья первой!

19

Кончено. Смерть! Отлив! Вспять уползает лента!

Пена в сером песке сохнет -- быстрей чем жалость!

Что же я? Брег пустой? Черный край континента?

Боже, нет! Материк! Дном под ним продолжаюсь!

Только трудно дышать. Зыблется свет неверный.

Вместо неба и птиц -- море и рыб беззубье.

Давит сверху вода -- словно ответ безмерный --

и убыстряет бег сердца к ядру: в безумье.

20

Боже зимних небес. Отче звезды над полем.

Казни я не страшусь, как ни страшна разверстость

сей безграничной тьмы; тяжести дна над морем:

ибо я сам -- любовь. Ибо я сам -- поверхность!

Не оставляй меня! Ты меня не оставишь!

Ибо моя душа -- вся эта местность божья.

Отче! Каждая страсть, коей меня пытаешь,

душу мою, меня -- вдаль разгоняет больше.

21

Отче зимних небес, давший безмерность муки

вдруг прибавить к любви; к шири ее несметной,

дай мне припасть к земле, дай мне раскинуть руки,

чтобы пальцы мои свесились в сумрак смертный.

Пусть это будет крест: горе сильней, чем доблесть!

Дай мне объятья, нет, дай мне лишь взор насытить.

Дай мне пропеть о той, чей уходящий образ

дал мне здесь, на земле, ближе Тебя увидеть!

22

Не оставляй ее! Сбей с ее крыльев наледь!

Боже, продли ей жизнь, если не сроком -- местом.

Ибо она как та птица, что гнезд не знает,

но высоко летит к ясным холмам небесным.

Дай же мне сил вселить смятый клочок бумажный

в души, чьих тел еще в мире нигде не встретить.

Ибо, если следить этот полет бесстрашный,

можно внезапно твой, дальний твой край заметить!

23

Выше, выше... простясь... с небом в ночных удушьях...

выше, выше... прощай... пламя, сжегшее правду...

Пусть же песня совьет... гнезда в сердцах грядущих...

выше, выше... не взмыть... в этот край астронавту...

Дай же людским устам... свистом... из неба вызвать...

это сиянье глаз... голос... Любовь, как чаша...

с вечно живой водой... ждет ли она: что брызнуть...

долго ли ждать... ответь... Ждать... до смертного часа...

24

Карр! чивичи-ли-карр! Карр, чивичи-ли... струи

снега ли... карр, чиви... Карр, чивичи-ли... ветер...

Карр, чивичи-ли, карр... Карр, чивичи-ли... фьюи...

Карр, чивичи-ли, карр. Каррр... Чечевицу видел?

Карр, чивичи-ли, карр... Карр, чивичири, чири...

Спать пора, спать пора... Карр, чивичи-ри, фьере!

Карр, чивичи-ри, каррр... фьюри, фьюри, фьюири.

Карр, чивичи-ри, карр! Карр, чивиче... чивере.

Рабиндранат Тагор - Невозможное

Одиночество? Что это значит? Проходят года,
Ты в безлюдье идешь, сам не зная, зачем и куда.
Гонит месяц срабон над лесною листвой облака,
Сердце ночи разрезала молния взмахом клинка,
Слышу: плещется Варуни, мчится поток ее в ночь.
Мне душа говорит: невозможное не превозмочь.

Сколько раз непогожею ночью в объятьях моих
Засыпала любимая, слушая ливень и стих.
Лес шумел, растревоженный всхлипом небесной струи,
Тело с духом сливалось, рождались желанья мои,
Драгоценные чувства дала мне дождливая ночь,
Но душа говорит: невозможное не превозмочь.

Ухожу в темноту, по размокшей дороге бредя,
И в крови моей слышится долгая песня дождя.
Сладкий запах жасмина порывистый ветер принес.
Запах дерева малоти, запах девических кос;
В косах милой цветы эти пахли вот так же, точь-в-точь.
Но душа говорит: невозможное не превозмочь.

Погруженный в раздумье, куда-то бреду наугад.
На дороге моей чей-то дом. Вижу: окна горят.
Слышу звуки ситара, мелодию песни простой,
Это песня моя, орошенная теплой слезой,
Это слава моя, это грусть, отошедшая прочь.
Но душа говорит: невозможное не превозмочь.

Отомо Якамоти

* * *
Хотя знаю я давно,
Что в этом бренном мире
Нас ждёт всегда жестокая судьба,
Но всё же сердце, преисполненное боли,
Тебя не в силах позабыть!

* * *
И даже в лжи
Всегда есть доля правды!
И, верно, ты, любимая моя,
На самом деле не любя меня,
Быть может всё-таки немного любишь?

* * *
(Песня, сложенная у ворот возлюбленной)
Ужель, придя к любимому порогу,
Тебя не увидав,
Покину вновь твой дом,
Пройдя с мученьем и трудом
Такую дальнюю дорогу!

Jackson C. Frank - Milk and Honey

Gold and silver is the autumn
Soft and tender are her skies
Yes and no are the answers
Written in my true love's eyes


Autumn's leaving and winter's coming
I think that I'll be moving along
I've got to leave her and find another
I've got to sing my heart's true song


Round and round the burning circle
All the seasons: one, two, and three
Autumn comes and then the winter
Spring is born and wanders free


Gold and silver burn my autumns
All too soon they'd fade and die
And then, oh there are no others
Milk and honey were their lies.

Александр Блок

Ты страстно ждешь. Тебя зовут,—
Но голоса мне не знакомы,
Очаг остыл,— тебе приют —
Родная степь. Лишь в ней ты — дома.

Там — вечереющая даль,
Туманы, призраки, виденья,
Мне — беспокойство и печаль,
Тебе — покой и примиренье.

О, жалок я перед тобой!
Всё обнимаю, всем владею,
Хочу владеть тобой одной,
Но не могу и не умею!

Александр Блок

Свобода смотрит в синеву.
Окно открыто. Воздух резок.
За жолто-красную листву
Уходит месяца отрезок.

Он будет ночью — светлый серп,
Сверкающий на жатве ночи.
Его закат, его ущерб
В последний раз ласкает очи.

Как и тогда, звенит окно.
Но голос мой, как воздух свежий,
Пропел давно, замолк давно
Под тростником у прибережий.

Как бледен месяц в синеве,
Как золотится тонкий волос...
Как там качается в листве
Забытый, блеклый, мертвый колос.

Александр Блок

Есть лучше и хуже меня,
И много людей и богов,
И в каждом — метанье огня,
И в каждом — печаль облаков.

И каждый другого зажжет
И снова потушит костер,
И каждый печально вздохнет,
Взглянувши другому во взор...

Да буду я — царь над собой,
Со мною — да будет мой гнев,
Чтоб видеть над бездной глухой
Черты ослепительных дев!

Я сам свою жизнь сотворю,
И сам свою жизнь погублю.
Я буду смотреть на Зарю
Лишь с теми, кого полюблю.